Интервью с Юрием Ярмолой
об инструментах шрифтового дизайнера,
эффекте фотошопа и FontLab VI
Это случилось — популярный шрифтовой редактор FontLab VI официально вышел из статуса беты и на прошлой неделе был представлен публике. На своей странице в фейсбуке вице-президент компании и руководитель отдела разработки «Фонтлаба» Юрий Ярмола поделился этой новостью, приведя цитату из Уинстона Черчилля: «Now this is not the end. It is not even the beginning of the end. But it is, perhaps, the end of the beginning». Мы тоже впечатлены масштабом события и по этому поводу публикуем интервью с Юрием, которое мы записали в прошлом году на конференции «Серебро набора» в Москве.
Рустам Габбасов: Для нас Юрий Ярмола и FontLab неразделимы. Но ведь была жизнь и до «Фонтлаба». Чем вы занимались прежде?
Одним из проектов, которым я занимался, был издательский пакет Ventura Publishers — его требовалось обеспечивать шрифтами. На дворе был, кажется, 1990 год. Кроме того, мы пытались заставить говорить по-русски PageMaker, русифицировали операционные системы и программы вроде Corel Draw. Русификация включала в себя адаптацию переносов, переключение строчных в прописные и прочее, перевод интерфейса и шрифтов в том числе. Но кириллических шрифтов не было. Кроме шрифтов «ПараТайпа» и болгарской кириллицы внутри «Вентуры», у нас ничего не было. «ПараТайп» располагал пятью шрифтами в формате Type 3, которые они унаследовали от НИИПолиграфмаша.
В какой-то момент мне надоело сидеть и по пикселям отрезать от болгарской кириллицы лишние элементы, и я решил этот процесс автоматизировать. Так, шаг за шагом, и получился первый «Фонтлаб». Первую версию мы выпустили в 1991 году, показывали её чуть ли не в Лас-Вегасе. Времена были дикие, и одна из компаний купила стенд на «Комдексе» и решила показать русский софт, в том числе и нашу программу. Мы представляли антивирус, пакет русификаций и «ФонтДизайнер».
Рустам Габбасов: Что эта программа умела?
На «маке» работало два более или менее полноценных шрифтовых редактора: Fontographer и FontStudio. Примерно в это же время голландцы начали экспериментировать с Python’ом. Вот только существовала маленькая проблема: ни у кого не было «маков». В Россию их нельзя было официально экспортировать из США. У всех были «писюки», чаще всего без Windows. Поэтому первая версия нашей программы была написана под DOS. C графическим интерфейсом, мы рисовали окна и прочее.
«ПараТайп» присматривался к «ФонтДизайнеру», но работали они на адаптированном софте на базе «Икаруса», который назывался «Фонтэйн». И первая библиотека шрифтов «ПараТайпа» была нарисована именно в нём. Связано это с тем, что в НИИПолиграфмаш работали на адских компьютерах в «Фонтэйне» и Андрей Скалдин адаптировал его под Mac. После в Москве и Питере возникло несколько независимых групп, которые стали заниматься шрифтами, как правило, кириллизациями. Оригинальные шрифты рисовали единицы, могу вспомнить только Игоря Настенко, например.
Где-то в 1991 году мне в руки попала книжка с описанием стандарта Postscript Type 1. Помню, что на какой-то выставке я заработал 20 баксов (в 90-е это были хорошие деньги) и отдал их человеку, который привёз эту книжку из Парижа. Я реализовал экспорт файлов из «Фонтдизайнера» в этом формате, после чего у продукта стали появляться пользователи. Кое-что эта странная программа умела, хинты делать в том числе.
Рустам Габбасов: В каком направлении вы стали развивать «Фонтдизайнер»?
Когда стало понятно, что это приносит какие-то деньги (а время, напомню, было дикое, и чего только не появлялось на рынке — можно было продавать антивирус за 200 баксов), мы начали делать следующую версию под Windows (2.0 и после 2.5) и тогда же переименовались в «Фонтлаб». До сих пор многие считают, что версия «Фонтлаба» 2.5.1 — это самый «правильный Фонтлаб», а всё остальное — ерунда.
Евгений Юкечев: Был ли такой момент, когда вы почувствовали, что программа стала стандартом в индустрии?
До начала нулевых эту роль играл Fontographer. Это был стандарт, а «Фонтлаб» всегда был вторым. Некий перелом произошёл где-то в 2002 или 2003 году, просто потому что «Фонтографер» перестал развиваться, а потом мы его выкупили. Таким образом, у нас было несколько стадий развития программы: сначала «Фонтдизайнер», потом «Фонтлаб» 2 и 2.5, после 3-я версия, 4-я и 5-я, наконец, сейчас готовим к выходу 6-ю версию.
Евгений Юкечев: Требовались какие-то инвестиции, чтобы сделать эти шаги?
Да, вторую версию мы ещё делали сами, потом подключился инвестор, Тед Харрисон, который долгое время был президентом проекта. Он помогал нам до тех пор, пока «Фонтлаб» не стал тем «Фонтлабом», который мы знаем.
Рустам Габбасов: Шестой «Фонтлаб» — это продолжение пятой версии с учетом всех недочётов и новых функций или что-то принципиально новое?
Я пытался сделать совершенно новый революционный продукт с совсем иной идеологией взаимодействия с пользователем, иным подходом к интерфейсу. Из этого ничего не получилось. И последний год мы занимались тем, что делали шестой «Фонтлаб» как продолжение пятого. Тестирование показало, что пользователи теряются, не могут сориентироваться в новых реалиях интерфейса. И поскольку я не рисую шрифты ежедневно, не являюсь профессиональным шрифтовым дизайнером, я не считаю себя вправе диктовать людям то, как они должны работать. Поэтому мы решили немного откатиться и вернуться к более привычным формам. Может, в дальнейшем мы будем все новации постепенно возвращать и внедрять.
Рустам Габбасов: Это идеи, которые вы разрабатывали вместе с Юрием Гордоном?
Нет, это отдельная работа, но какие-то идеи из неё мы использовали. Смысл главных изменений в шестом «Фонтлабе» можно описать очень просто: мы перестали смотреть на контур как на систему раздельных точек. В пятой версии работа всегда опиралась на взаимодействие с точками. Точки соединялись в некой последовательности, образовывали полигон, из которого формировался контур. Шестой «Фонтлаб» всё время пытается понять, что это за контур, анализирует его ключевые места и с помощью полученной информации упрощает некоторые операции.
Если пятый «Фонтлаб» — это инструмент вроде отвёртки, то шестой нам видится как ассистент, помощник. Ему можно поручать разные задачи. Глубоко реализовать это не получилось, поскольку задача чрезвычайно сложная, но элементы этой задумки там присутствуют.
Рустам Габбасов: Георг Зайферт, разработчик программы Glyphs, в одном из интервью сказал, что свою программу задумывал не как масштабный пакет для создания шрифтов, а скорее как инструмент для рисования букв. Но, скажем, Robofont — это конструктор, который можно собрать и как инструмент для рисования, и как мощный генератор шрифтов. Можно ли сказать, что FontLab объединяет все эти функции?
На мой взгляд, среди всех шрифтовых редакторов самая ясная идеология сегодня у «Робофонта», потому что Фредерик (Frederik Berlaen) сам заряжен идеологией, мне очень нравится его подход. Если вы могли заметить, он никогда не учит пользоваться «Робофонтом». Его позиция примерно такова: я вам даю гараж с минимальной инфраструктурой, а вот какие инструменты вы туда принесёте — это полностью ваше дело. С его точки зрения, это часть процесса дизайна. В реальности точно так же вы выбираете перо или другой инструмент для рисования на бумаге, чтобы добиться нужного результата. У нас тоже есть поддержка Python и всевозможных расширений, но мы специально не делаем на этом акцент и с радостью советуем «Робофонт» тем, кто любит именно такой стиль работы. Единственная проблема «Робофонта» — нет версии под Windows.
C «Глифсом» история другая. Это программа, полностью повторяющая идеологию «Фонтографера», — лёгкий, понятный, удобный в работе инструмент, который, на мой взгляд, сейчас портится с каждой новой версией из-за того, что Георг добавляет в него всякую ерунду. Хотя я понимаю, почему он это делает, — нет альтернативы.
С этой точки зрения «Фонтлаб» — это фотошоп. Как известно, 90% пользователей этой программы пользуются 10% процентами её функций, но им нравится использовать сложный инструмент. Конечно, иногда и правда возникает потребность сделать что-то сложное, тем более что сейчас можно посмотреть ролик на ютубе и быстро разобраться. Но в целом выясняется, что людям приятно работать с инструментом, возможности которого во много раз превышают действительно нужный им инструментарий. Фотошоп — стандарт индустрии, хотя в реальности программы iPhoto за глаза и за уши достаточно для любого юзера. А если взять современные программы вроде Landscape Pro, то выяснится, что фотошоп вообще не нужен. Однако если у вас фотоаппарат с огромным объективом, то вы непременно будете использовать фотошоп или Lightroom, который является его уменьшенной версией. Таков сложившийся за долгие годы шаблон: профессиональный фотоаппарат плюс фотошоп.
Что бы я посоветовал человеку, размышляющему над выбором инструмента для рисования шрифтов? Начинайте с того, что вам нравится, — можно и с «Глифса». Рано или поздно вы всё равно захотите перейти на что-то более серьёзное. Это заложено на уровне психологии. С рациональной точки зрения это бессмысленный шаг, потому что и «Глифса», в принципе, достаточно, но повторюсь, люди всегда хотят инструмент сложнее и масштабнее, чем им на самом деле требуется. Но для тех самых 10% знатоков серьёзные инструменты являются большим подспорьем в деле, потому что они успевают сделать с их помощью гораздо больше.
Рустам Габбасов: Вы заинтересованы в том, чтобы таких людей становилось больше? Ведь и в случае фотошопа существует целая индустрия образования: интернет наполнен обучающими уроками, «секретами», руководствами... Вы хотите обучать людей пользоваться «Фонтлабом»?
Мы этим постоянно занимаемся. Проводим и воркшопы, и вебинары, и что-то ещё. Правда, смысл этого всегда был в том, чтобы люди покупали продукт, а мы его (Fontlab VI) больше года бесплатно раздавали.
Евгений Юкечев: С коммерческой точки зрения 10% профессионалов обеспечивают основную часть дохода?
Нет, основную часть дохода создают те самые 90% пользователей, которые не используют большинство функций программы. Но! Единственный способ убедить их приобрести продукт — это существование тех самых 10% гуру, которые создают фон и могут действительно эффективно работать в программе. Люди за ними тянутся.
Геннадий Фридман: Насчёт цельности продукта. Я себе представляю, что пользователи «Фонтлаба» — это словолитни, дизайн-бюро и студии, учебные заведения. А кто, на твой взгляд, ещё использует программу?
Это вопрос масштаба. Конечно, наши основные и любимые покупатели — это продвинутые любители. Тут ровно та же история, что и с дорогими серьёзными фотокамерами — их, повторюсь, покупают люди, которые редко после покупки пользуются всеми возможностями аппарата. Словолитни много не приносят. К российскому дизайнерскому рынку у меня очень спокойное отношение. Экономического смысла он не имеет, но зато обладает разными дополнительными смыслами, которые в данном случае важнее экономики.
Геннадий Фридман: У вас интересный способ тестирования программы: вы раздаёте «Фонтлаб» бесплатно и приглашаете дизайнеров работать на нём, тем самым проверяя продукт. Приносит ли такая методика какие-то плоды?
Только такая методика и позволяет добиться результата. Проблема многих программ, спроектированных дизайнерами, в том, что они проецируют на инструмент своё видение и принципы работы с буквами. Моё преимущество (и недостаток) в том, что я сам шрифты не рисую, поэтому смотрю, как другие это делают, и адаптирую продукт под них. При этом я стараюсь наблюдать за профессионалами. Во время работы над пятым «Фонтлабом» техническую часть мы активно обсуждали с Джоном Хадсоном (John Hudson), графическую часть — с Жаном Франсуа Поршезом (Jean François Porchez). Если есть заинтересованный дизайнер, то, по сути, я делаю продукт сначала для него, потом перехожу к другому, и так постепенно наращивается функционал. Опыт показывает, что если продукт удобен условному Жану Франсуа, то, как правило, и всем остальным будет неплохо.
Методика работы с контурами у всех очень разная: есть «цифровые» люди, которые сразу видят контур и начинают рисовать точку за точкой, кто-то, наоборот, сначала грубо набрасывает линии, а потом начинает их поправлять. Кто-то хочет видеть точки, а кому-то они мешают, кому-то важно видеть залитые контуры, а некоторые могут работать только с голым контуром. И я стараюсь сделать программу максимально настраиваемую, поэтому, кстати, никогда не следует пользоваться «дефолтными» установками в «Фонтлабе». Ограничения в настройках создают иллюзию быстроты работы и понимания, к этому быстро привыкаешь, но мне такой подход не нравится. В нём есть фактор насилия. Представьте: я, жалкий разработчик программы, заставляю великих дизайнеров, творческих людей менять свой мозг из-за моих пристрастий в работе. Поэтому я стараюсь делать максимально гибкий продукт, чтобы люди могли работать так, как им хочется.
Например, Саша Королькова и Юра Гордон имеют диаметрально противоположные подходы к работе. То, что я делаю для Юры, очень не похоже на то, что я делаю для Саши, но в итоге всё интегрируется. И Саша начинает делать шрифты в стиле Юры, а он начинает рисовать что-то такое в духе Саши. :)
Евгений Юкечев: Когда в вашей команде появился Адам Твардох
и с чего вы начали работу?Если не ошибаюсь, в 2003 году. Мы были знакомы, он часто писал нам комментарии о проекте, а потом постепенно втянулся, и мы взяли его на работу. Он также консультирует «Монотайп», курирует проект MyFonts. Ещё, насколько мне известно, Адам помогает Лукашу Дзедзичу (Łukasz Dziedzic) с технической частью шрифтов — это самый недооценённый дизайнер сегодня, на мой взгляд. Терминология, которая используется в интерфейсе, тоже, как правило, придумана Адамом. Он хорошо понимает устройство шрифтов, всегда активно участвует в разработке интерфейса, пишет пресс-релизы, наши внутренние спецификации (по какой-то причине вот уже 10 лет мы их не публикуем!). Кстати, после публикации новой версии спецификации OpenType мы поняли, что многое предугадали в своих внутренних документах.
Евгений Юкечев: Какие перспективы открывает формат OpenType Variable Fonts для разработчиков и для потребителей?
До сих пор формат OpenType до конца не приспособлен для работы. Не во всех программах можно, скажем, легко воспользоваться альтернативами глифов или простейшими фичами. Сама концепция Variable Fonts производителям шрифтов задаёт больше вопросов, чем даёт ответов, и эти вопросы не столько технические, сколько идеологические. С моей точки зрения, переход, который может произойти с появлением Variable Fonts, соизмерим с переходом от растровых шрифтов к векторным. Если растровые шрифты очень точно воспроизводили технологии металлического набора, то векторные шрифты скорее напоминали фотонабор: нельзя было больше продавать Таймс 14-го кегля, а можно было продать Таймс определённого начертания.
Сейчас, с появлением Variable, концепция начертаний либо станет искусственной (с её помощью будут генерироваться новые начертания наравне с готовыми), либо будет естественной, и вот тогда возникает вопрос: как это продать? Единицей продажи в этом случае станет подсемейство — это часть семейства, которая имеет сходную графику. Например, подсемейство прямых начертаний и подсемейство курсивных — между собой они практически не интерполируются. Либо можно поступить смелее и объявить, что единицей продажи будет вся гарнитура, и не дробить её. Получая лицензию на гарнитуру, предполагается, что вы получаете лицензию на всё, что в ней содержится. Мне кажется, тут нам в помощь придёт идеология временной подписки на шрифты, за ней будущее, нельзя ведь постоянно впаривать покупателям новые бесконечные начертания.
Рустам Габбасов: Это будет подписка на один файл?
Это не файл, есть подписка на право использования. В какой форме это право реализуется и какие технологии используются — дело десятое. Многим эта форма продажи не нравится, но мне идея проката шрифтов кажется очень удобной. Наконец мы уйдём от шрифта как объекта, будь то металлический шрифт, пачка файлов или один файл — неважно. Шрифт как объект — это глупость, шрифт — это сервис, инструмент. За это люди и должны платить, за юридическое право и техническую возможность пользоваться шрифтом. Например, схожим образом работают производители шин для грузовиков. Транспортные компании не покупают шины, они покупают километраж пробега, и задача производителей — обеспечить сервис по своевременной замене шин и их доставке по договору. Продажа сервиса кажется мне более перспективной, чем продажа продукта.
Геннадий Фридман: Возможна ли в будущем технически безупречная защита веб-шрифтов от копирования и модификации?
Я не верю в технические средства решения юридических проблем, как и административных и любых других. Если есть возможность скопировать шрифт, он будет скопирован. Это как с фотографией — её нельзя защитить техническими средствами, они могут только доказать принадлежность файла тому или иному автору. Так и здесь, не нужно думать, что шрифт — это нечто уникальное.
Геннадий Фридман: Что сейчас происходит с технологической частью экранных шрифтов? Упрощаются ли процессы подготовки таких шрифтов для работы?
Конечно, эти процессы сейчас становятся проще. С одной стороны, всё больше распространяется retina, с другой стороны — улучшается автохинтовка, и для большинства людей этого более чем достаточно. Мы тоже упрощаем ручной хинтовщик, и Георг делает какие-то шаги в этом направлении.
Евгений Юкечев: TrueType остаётся самым требовательным форматом?
Да, но сейчас производители шрифтов оказались в дурацкой ситуации: если в TrueType можно сделать шрифт, который будет хоть как-то показываться на любом экране, то в случае с Compact Font Format 2 (новая спецификация OpenType) совместимость почти нулевая. Ближайшее время покажет, в какую сторону произойдёт перелом. А вот с хинтовкой всё стало гораздо проще. TrueType хинтовка нужна в редких случаях — производителям каких-нибудь кассовых аппаратов или автомобильным производителям для обслуживания дисплеев в старых моделях. У меня была мысль вообще не включать функцию TrueType-хинтовки в новый «Фонтлаб», но вновь сработал эффект фотошопа — люди хотят сложные инструменты.
Евгений Юкечев: Кроме хинтинга, есть ещё кернинг, который тоже вызывает множество проблем. Их приходится решать по большей части вручную или с помощью минимальной автоматизации. Что происходит в этой сфере?
В «Фонтлабе» мы придумали понятие, которое называем Assisted Automation. Это алгоритм, в который включён человек. Технически это работает так: мы можем посмотреть на буквы, понять, как они устроены, и предложить дизайнеру некоторые решения. На моей памяти есть пять разных алгоритмов автокернинга, но все они работают примерно одинаково. Я бы предложил сделать алгоритм с обратной связью: программа предлагает решение, а человек его корректирует, и эта корректировка становится новым правилом, которое алгоритмом в будущем будет учитываться. Поправив кернинг после автоматики в одной паре, алгоритм учитывает эту поправку и для других похожих пар. У нас есть два источника знаний о том, что происходит на экране, — это форма букв и человек.
У этого дела есть и обратная сторона. Когда мы анализируем формы букв, то мы автоматически получаем перенасыщенные кернинговые таблицы с массой ненужной информации. Мы анализировали частоту появления пар букв в русском, но не посмотрели в украинском и белорусском, и поэтому когда я формирую классы и керню, то автоматически получаю множество лишних пар.
У Адама Твардоха есть идея, что не должно быть отдельных понятий спейсинга и кернинга. Это наследие металлического набора с литерами, которые имели физические границы. Когда вы набираете текст сегодня, то имеете дело всего лишь с тремя параметрами: расстоянием от буквы до начала строки, до конца строки и расстояние между двумя буквами. Нет такого понятия, как «метрики + кернинг». Есть только кернинг. Бывает кернинг с «пустотой» слева, кернинг с «пустотой» справа, бывает кернинг между двумя парами — всё. Но реализовать это непросто, пока алгоритм получается сложным.
Евгений Юкечев: В этих переменных ведь нужно учитывать и язык — у каждого языка свой ритм набора, не только кернинговые пары.
Да, особенности языка и ещё пробелы, конечно, забыл упомянуть их. В шестом «Фонтлабе» мы пробуем экспериментировать со множественными метриками. Например, у глифа можно выставить несколько левых и правых апрошей, присвоить им имена и применять разные параметры. Можно также воспользоваться Variations, сделать ось метрик и постепенно изменять трекинг.
Евгений Юкечев: Какие шрифты кажутся вам с технологической точки зрения безупречными?
Практически всё, что делает Шварц (Christian Schwarz) и компания, можно назвать безупречным. Я должен сказать, что сейчас в целом качество шрифтов выросло феноменально. Мне нравятся мультиязычные шрифты, в которых графика одного языка сохраняет свои особенности и в других. Всегда с интересом смотрю на шрифты с адским количеством каких-нибудь OpenType-фич.
Рустам Габбасов: Какой инструментарий важен для современного шрифтового дизайнера? На что ему нужно тратить время, на что — нет?
Самое главное требование, и не только к шрифтовому дизайнеру, а к любому человеку, который занимается творческой работой, — это понимание, зачем он этим занимается. Если говорить о практике, то сейчас подходы к дизайну шрифтов чрезвычайно разнообразны. Я считаю, что дизайнер должен в первую очередь работать со смыслами, идеями, а уже потом реализовывать их в виде какого-то изображения. И моя задача как разработчика софта помочь дизайнеру как можно проще и быстрее воплотить идеи в результат. Но если дизайнер не понимает того, что он делает, никакой графический редактор ему не поможет. Рисовать рукой при этом совсем не обязательно. Хадсон, Картер — не великие рисовальщики. Разумеется, нужно понимать исконные формы знаков, но, следуя только рукописной логике, мы очень сильно обедняем себя.
Канадский шрифтовой дизайнер и один из основателей Tiro Typeworks. — Прим. ред.
Французский дизайнер шрифта, основатель словолитни Typofonderie и образовательной программы TypeParis. — Прим. ред.
C 2004 года маркетинг-менеджер «Фонтлаба», также работал в компаниях Linotype, Tiro Typeworks, MyFonts. — Прим. ред.
Польский шрифтовой дизайнер, участник студии Lato. — Прим. ред.