Два примечания
К изданию абсолютно готовы две мои новые книги: «Графические знаки Оттепели» и... Название второй пока почему-то под секретом. Как обычно, в книгах есть примечания, обогащающие и раздвигающие контекст. В качестве анонса (и залога!) новых публикаций предлагаю вниманию графической публики самые пространные примечания, по одному от каждой из двух книг.
Одно из ярчайших воспоминаний оттепели — «стиляги» и «штатники». Стиляги были чуть раньше и ориентировались на стиль одежды битников и, шире, модных европейцев, скорее итальянцев и французов, нежели «бритишей» и немцев. У них, у стиляг, могли быть бороды и усики. Аккуратно бритые «штатники», к коим я принадлежал, стремились подражать обыкновенным американцам, благо в одежде последних была (есть?) масса тончайших особенностей, которым собственно и посвящено примечание 4 из «Графических знаков Оттепели». В дополнение к нему стоит подчеркнуть, что, не будь я «штатником» (это требовало особой остроты зрительной восприимчивости), очень возможно, не стал бы и типографом. Разрез, обшлагá и пуговицы пиджака — чем не те же засечки и наплывы?!
Во второй книге я несколько раз обращаюсь к «Типографике» Эмиля Рудера. И, глядя на неё спустя тридцать с лишним лет, отнюдь не испытываю той радости, которая была в момент появления первого русского издания. Пользуясь искусствоведческим «ругательством» советского времени, в дополнение к самому примечанию могу сказать, что книга «насквозь формалистична», и более подробная рецензия на неё стала бы не просто скептической, а разгромной.
Первое примечание иллюстрируется характерным обшлагом сохранившегося у меня американского пиджака, произведённого под маркой The Leader в Канзас-Сити, на родине буги-вуги. (Несдержанный цыплячий тон меня не радовал ни тогда, ни сейчас.) Боюсь, какие-либо фотодокументы «штатничества» не сохранились у меня, как и у большинства других «птенцов» грандиозной Американской национальной выставки в Сокольниках (лето, 1959).
Второе примечание (ему достался номер 23) можно было бы проиллюстрировать любым из бесчисленных квадратиков из книги Рудера. После второго русского издания эти квадратики, полагаю, засели в печёнках русских дизайнеров, поэтому иллюстрировать текст нет никакой надобности.
4 Это относится к 1960-м годам. «Работа под стейтс» — жаргонное полуироническое название увлечения молодых и немолодых русских людей респектабельной одеждой сугубо американского стиля — стиля, данного в нюансных признаках, не различимых подавляющим большинством окружающих. Как бывший «штатник» считаю необходимым рассказать о малоизвестной страничке отечественной материальной культуры. Даю описание стандартного гардероба.
Голубой или в полоску «шорт» типа «оксфорд», из ткани хлопковой объёмной пряжи, с высоким мягким (!) воротничком, пристёгивающимся маленькими пуговками на концах удлинённых уголков и желательно сзади. Эти комфортабельные рубашки остаются в неизменном виде принадлежностью любого уважающего себя мужчины по всему миру, а в те времена слова button-down произносились как заклинание.
Классический «тай» в косую полоску или с мелким элегантным узором. Можно было, конечно, и не повязывать.
Длинноватый прямой «джакет» на полуподкладке с застёжкой на три пуговицы, с узенькими лацканами и одним большим разрезом, чуть асимметричным (!). Ещё одна сверхтонкость: на обшлаге рукава — не одна, не три или четыре пуговицы, а именно две, два «баттона».
Просторные «трузера» (брюки) с отворотами. Два кармана сзади, правый без «баттона», левый с оным (!). «Джакет» и «трузера» могли быть по отдельности и разного цвета. Или в комплекте: «сьют». Костюм мог быть и комбинированным, например, серые брюки и пиджак коричневатого цвета. На лето — лёгкий «уайт джакет».
«Коут» и светлый «рэйнкоут»: весьма просторный, с маленьким воротником и глухой застёжкой сверху. Спереди рукав втачной, сзади — реглан (!).
Настоящий «штатник» должен был знать, что американские пуговицы пришиваются крест-накрест, тогда как европейские — параллельными стежками.
«Шузы» массивные, глубокие, вполне классические — с широким круглым мыском, на толстой кожаной подошве с рантом. Число отверстий на шнуровке — шесть (обычно меньше). Могли быть простыми и с «разговором» — с перфорированными накладками. Тогда мало кто знал их название brogues, или, по-нашему, «броги».
«Хэт» не всем подходил по возрасту и положению. У «правильной» шляпы, объёмной, высоковатой, с узкими полями, — широкая лента с бантом сзади (!), а не сбоку.
О полной экипировке говорили «все дела!». Простому смертному о ней оставалось только мечтать. Кое-что, если повезёт, можно было приобрести в «комке», то есть в комиссионном. Попадались даже вещи «брэнд нью». И совсем не дорого, ибо это было мало кому понятно. Гардероб почитался только аутентичный, так что над подделками посмеивались или сами их стыдились.
«Штатники» (это вам не стиляги!) стриглись под бокс и были наперечёт. Знали друг друга в лицо. При случайной встрече немного смущались и делали вид, что друг друга не замечают. Юный штатник выглядел несколько старше собственного возраста. Важнейший этический момент: из-за скромного облика «штатник» обрекал себя на абсолютное невнимание окружающих, не считая самих «штатников». «Работа под стейтс» не имела почти ничего общего с молодёжной модой битловского десятилетия. Странное увлечение помогло мне выработать качества, необходимые для будущей профессии: различительную способность, чувствительность к нюансам, неприязнь к текущей моде и, скажу без лишней скромности, недурной вкус.
23 С удивлением узнав о выходе второго русского издания «Типографики» Эмиля Рудера (издатель Дмитрий Аронов), я внимательно перечитал-пересмотрел первое издание и серьёзно усомнился в необходимости ещё одного. Помню, что и в 1982 году меня что-то не устраивало при всём том восторге, который вызвало появление на Руси рафинированной швейцарской штучки.
О чём рудеровское «Руководство по оформлению»?
Это книга об абстрактном экспрессионизме геометрического толка на примере форм типографики весьма определённого, жёстко канонизированного стиля. Игра в квадратики! Автор строит методические схемы, даёт примеры учебных, в основном акцидентных работ, анализирует некоторые работы в отношении их пропорциональных, ритмических, цветовых и прочих формальных качеств. И утверждает: это хорошо, это похуже, эта совсем неудачно. Связь формальной грамоты с текстом как таковым показана на примерах типографических изображений, тем и ограничивается. Например, в надписи tolstoi krieg und frieden (с. 173) «война» передана резкими скачками кегля от базовой линии, перенесённой на верхнюю линию строчных. Стиль соблюдён, но до чего же это, мягко говоря, неубедительно во всех прочих отношениях!
18 вариаций одного квадратного объявления (с. 235–236) свидетельствуют о формальной изобретательности (в рамках всё того же канона!), но даже без знания немецкого легко ощутить, что в качестве содержательного текста не все варианты одинаково удачны, а некоторые вообще едва ли приемлемы.
При чтении «Типографики» в 2018 году над моим столом завис тяжёлый комплексный вопрос: а что делать, ежели какая-то строчка коротковата, если пропорции текстового куска не те и формат не квадратный, если цветность не та, если воздух (бумага) не в избытке, если абзацы по своей величине чередуются не так ритмично, как хотелось, если слов в заголовке маловато или многовато, если комбинация букв в слове не авантажна и т.д., и т.п. Дописывать, сокращать, менять слова, разбивать не по смыслу, раздувать бумажный объём, сращивать абзацы, подбирать картинки по цветосочетаемости? Автор, конечно, подобных советов не даёт, но что остаётся подумать далеко не швейцарскому читателю, тем более довольно привередливому.
Рудер: «Спонтанные и случайные эффекты находятся, собственно, в противоречии с природой типографики, ибо построение типографической композиции основано на ясности и точных соотношениях частей». «Задача типографики ясна и недвусмысленна: служить передаче письменной информации. Никакие доводы, никакие соображения не в силах избавить её от этого долга. Произведение печати, которое нельзя прочесть (бывают ли такие? — В.К.), — плод напрасного труда».
А если всё-таки «соотношения частей» неточны?! И как поступать применительно к неакциденции? Категоричные суждения несовместимы друг с другом, как несовместимы текст и чистая геометрия.
Снова Рудер: «Удалось ли автору избавить текст и приводимые примеры от преходящих моментов изменчивой моды — пусть о том судит читатель». Сужу: нет, не удалось. Интересно, что сказано по этому поводу в новом русском издании, снова снабжённом комментариями типографа Максима Жукова, объём которых (в первом издании) соизмерим с объёмом вполне ясного и, судя по переводу, неприхотливого авторского текста.