на Кутьина и Андрей Белоногов графические дизайнеры, художники шрифта и герои того фронта, на котором создаётся графическая культура нашего времени. Два года подряд они участвуют и побеждают в международных конкурсах шрифтового дизайна: сначала это был «Граншан» с дипломами в номинациях «текстовый» и «акцидентный шрифт», 2014-й принёс победу на «Современной кириллице» (шрифты Napoleon и Chetwerg) и приз имени Эмиля Якупова от компании «ПараТайп». Но мы собрались поговорить с Яной и Андреем не о конкурсах и победах, а об их ремесле, совместной работе, любимых дизайнерах, ежедневной практике и вдохновении.
Как настроение?
Рабочее (смеются). Два интенсивных дня на «Серебре набора» немного отвлекли нас от текущих задач, так что мы парой слов между собой перекинулись и снова нырнули в будни.
Что для вас значит победа на «Современной кириллице»?
Любая победа это, конечно, приятно, что уж говорить. Ещё, наверное, это лишний повод думать, что мы движемся в верном направлении.
Не могу не спросить: как это вы работаете вдвоём? Как принимаете решения, когда под вопросом ни много ни мало судьба контура, засечки или длина выносных элементов?
Яна: Как? Дерёмся!
Андрей: Если серьёзно, то, к счастью, по принципиальным вопросам у нас мнения сходные.
Яна: Если вдруг и возникают локальные расхождения, то нам несложно договориться тут кто кого убедит.
На сегодняшний день среди ваших задач больше макетной работы или околошрифтовой?
Примерно пятьдесят на пятьдесят, наверное. В последнее время работы, связанной со шрифтом, стало побольше, и это радует.
В какой момент жизни появился интерес к профессии дизайнера шрифта?
Яна: Интерес зародился ещё в Строгановке. Глядя на картинки в книжках по графическому дизайну, мы всегда обращали внимание на шрифт и придавали ему существенное значение. В какой-то момент мы узнали о существовании студии Леттерхед, которая в своих работах использует свои же шрифты. Это впечатлило.
Андрей: Нам захотелось иметь какие-то образцы. Мы набрались наглости и позвонили. Трубку взял, как потом оказалось, Валерий Голыженков, который дружелюбно предложил приехать в студию. Мы встретились, отлично побеседовали, и показалось, что чем-то подобным хотелось бы заниматься и нам.
Кто ещё вас вдохновляет в работе? Вы следите за студиями или самостоятельными дизайнерами?
Яна: Больше всего вдохновляют увлечённые люди, способные поделиться с тобой положительным зарядом. Конечно, мы смотрим вокруг. Нам нравится, что делают Крис Соуэрсби, Сайрус Хайсмит.
Андрей: Часто вдохновляют какие-то конкретные работы, а не творчество в целом. Вот, скажем, шрифт El Grande Джима Паркинсона, или замечательный трафарет Puncho Фреда Смейерса, или Mr. Porter Underware. А Флейшман! Это вообще что-то запредельное.
Яна: Очень классные штуки у Рене Книпа, нравится его проект Arktype с Яно Ханом весьма самобытно.
Ваши шрифты Astera, Brusque, Cliche, FastFingers, Lustre, Vataga, находящиеся сегодня в библиотеке «ПараТайпа», и другие нарисованы с долей юмора. Расскажите подробнее о замысле неалфавитных проектов. Есть ли у вас примеры их использования в жизни?
Мы пытались рисовать шрифты, но понимали, что знаний недостаточно. А вот неалфавитные шрифты вроде и шрифты, и не требуют чего-то специального. House Industries и Emigre выпускали неалфавитные шрифты, и нам это было интересно. Наверное, в нашем случае дингбаты это такой мостик, путь к алфавитным шрифтам. Хотя и сейчас мы не потеряли интерес к ним и с удовольствием рисовали бы какие-то картинки, но уже в виде части шрифта или кассы.
Примеров использования мы не видели, но, судя по ежегодным отчётам «ПараТайпа», кому-то они изредка бывают нужны.
В 2011 году вы начали учиться на курсе «Шрифт и типографика» в Британской школе дизайна и закончили его в 2013-м, успешно защитившись с проектами Napoleon (Яна) и Chetwerg (Андрей). Почему вы решили пойти на курс? Ведь вы и до этого создавали шрифты, побеждали в различных конкурсах?
Яна: Когда на «Составе» появились очерки Ильи Рудермана о его учёбе в Гааге, это всколыхнуло наш интерес к шрифту. После возвращения из Голландии Илья организовал курс «Шрифт и типографика» в Британке. Мы какое-то время издалека наблюдали. В это время мы работали, находясь в свободном плавании, течение становилось довольно монотонным и предсказуемым, и нам захотелось чего-то другого нового, интересного.
Андрей: Да, время от времени мы рисовали какие-то буквы (стоит заметить, что всё это было на очень любительском уровне) и примерно за год до поступления на курс мы даже купили «Фонтлаб». Открыли его пару раз и закрыли. На презентации курса в Британке мы случайно встретили Владимира Ефимова и спросили его, стоит ли идти на курс. Он по своей тактичности не стал советовать ничего конкретного, сказал, что всему можно научиться самому, но это потребует гораздо больше времени и сил. Короче, мы пошли учиться. И, надо сказать, рады, что всё так произошло, и очень признательны Илье.
Что, по-вашему, за годы обучения в Британке было самым важным?
Яна: Самое важное... наверное, то, что Илья старается привлекать на курс все заметные в профессиональной среде фигуры. Было забавно наблюдать, как однажды после лекции Шторма в Чешском культурном центре он на глазах у всех присутствующих за пару минут договорился с Франтишеком (у которого, кажется, были совсем другие планы) о его визите на курс.
Андрей: Постоянное присутствие Тарбеева на курсе бесценно.
Я помню, что вы поступили на курс с твёрдым намерением создать текстовые шрифты.
Ну да, собственно, на одном из первых занятий мы так и ответили на вопрос Валерия Голыженкова к студентам: «Зачем вы пришли учиться?»
Шрифты Chetwerg и Napoleon в этом году были отмечены жюри конкурса «Современная кириллица 2014». Насколько они изменились со времени защиты на курсе в Британке? В каком направлении вы дорабатывали эти проекты?
Андрей: Сразу после защиты, после периода, когда ты видишь свой шрифт ежедневно, куда больше, чем тебе этого хотелось бы, совсем не было желания открывать файлы, не то что продолжать работу. Правда, спустя некоторое время Chetwerg открыть-таки пришлось, и даже пришлось его экстренно доделывать к нам обратился Анатолий Гусев, возникла перспектива увидеть шрифт в работе, а для нас это было интересно и очень важно. В общем, как оказалось, это был нужный стимул для доработки. Конечно, в момент приложения больших усилий его сложно оценить, но когда в будущем шрифт требуется снова и ты вспоминаешь те адские неделю-две, то думаешь: как же замечательно, что был совершён этот рывок. После первого применения тоже нашлось что поправить, так что работа продолжается.
Яна: Что касается Наполеона, то работа тоже идёт: довольно прилично расширился состав знаков, добавилась капитель. Плюс к этому пересмотрена итоговая линейка начертаний. Практически заново начато жирное, и, возможно, появится светлое начертание, которого не было до этого.
Яна, Napoleon ведь развивался «от обратного» от сверхжирного акцидентного начертания к текстовым. Как ты смогла в текстовых начертаниях сохранить родственную связь с выразительным и пластичным Napoleon Display?
Как не потерять родство это вопрос, который волновал меня постоянно во время работы. Я переживала, остаётся ли что-то общее между ними, если я последовательно избавляюсь от ряда, как мне казалось, характерных деталей... Поскольку я относительно долгое время пристально смотрела на шрифт с близкого расстояния, в какой-то момент мне вообще стало казаться, что их ничего не роднит (смеётся). Мне нужно было некоторое время не открывать шрифт, чтобы позже, открыв, обнаружить очевидное.
Андрей: Кстати, Шварц, рассматривая шрифт на мастер-классе, отметил, что Яна настолько, насколько было необходимо, избавилась от всего лишнего в текстовой версии, при этом абсолютно сохранив родственную связь с дисплейным начертанием.
Как создавался Napoleon Display?
Яна: Он вырос из довольно диких зарисовок. Часть безумных знаков не выжила, но есть несколько, которые остались практически такими, какими были нарисованы изначально. С другими из-за коротких выносных элементов пришлось повозиться уже в процессе это было интересно, хотя сказать, что до начала работы я испытывала какие-то особые чувства к этому типу шрифтов, не могу.
C какими малоконтрастными кларендонами ты сверялась, работая над текстовыми версиями Наполеона?
Я поглядывала на брусковые шрифты: Guardian и Stag, Centro Slab, на Eames. Но всё же моей отправной точкой было акцидентное начертание, которое в основном и направляло работу. Вообще, для моментов, когда возникают какие-то вопросы или сомнения, у нас с Андреем есть такая поговорка: «Посмотри, как у других ребят». При этом «другими ребятами» могут быть как сверстники, так и Мэтью Картер, условно говоря. Но часто, вроде бы сверившись, делаешь вывод, что те или иные вопросы все решают по-разному и в твоём конкретном случае решать тебе.
Андрей, какие задачи ты перед собой ставил, разрабатывая Chetwerg?
Я задумал сделать условно нейтральный текстовый шрифт с широким диапазоном применения. Ориентировался на собственный вкус и старался сделать хорошо, в меру своего понимания. Размышляя над количеством начертаний, решил ограничиться минимумом: нормальное, курсивное, жирное. При этом хотелось сделать полноценный инструмент с капителью, несколькими сетами цифр, лигатурами в латинице и т.п. Уже после мне задавали вопрос: а где жирный курсив? Но я по-прежнему считаю, что в нём нет нужды при работе с текстом, поскольку курсив и жирное начертание дают два различных уровня выделения в тексте, и этого, в общем-то, достаточно. Правда, есть у меня мысль дополнить шрифт ещё одним начертанием, но это пока на уровне идеи...
Ты против избыточности при проектировании шрифтов?
Это осознанная позиция именно для данного проекта. Но, если вдумчивому дизайнеру под конкретную задачу потребуется, например, Chetwerg Medium или Semibold, есть возможность их интерполировать.
Четверг вызывает у меня ассоциации со многими шрифтами Герарда Унгера и Картера. На какие проекты ты ориентировался?
В самом начале, на стадии замысла, у меня было приблизительное представление, что образ будущего шрифта находится где-то между Таймсом и Школьной. Конечно же, я смотрел на Джорджию. То, что это объективно хороший шрифт, сомнений нет, но он (как и Чартер, кстати) очень близок мне и по субъективным ощущениям. Tiempos, Mercury, Fleischmann, Lyon, Arnhem каждый из этих шрифтов в какой-то степени служил ориентиром, но основной упор я делал на кириллицу, а её в этих шрифтах нет.
Какие критерии качества текстового шрифта вы для себя выработали? Как тестируете и проверяете шрифты?
Равномерность набора, наверное, самое основное... Мы не вырабатывали каких-либо критериев, по крайней мере вслух друг другу их не проговаривали. Часто всё происходит просто на уровне «нравится не нравится», «хорошо плохо».
Тестируем самым обычным способом, как делают все: распечатываем тексты и проверяем, вносим правки, распечатываем и проверяем...
Что ближе вам техническое совершенство и невидимая типографика или эмоция, «вкус чтения» по Юрию Гордону?
На данном этапе для нас, наверное, важнее всё-таки первое. Но надо ли противопоставлять? Странно, если шрифт для чтения будет неудобочитаемым при своей эмоциональности. Хотя всему своё место, если есть специфическая задача сделать эмоциональный, «вибрирующий» шрифт почему нет? Мы и с Зузаной Личко готовы согласиться: лучше читаешь то, что читаешь чаще.
Во многом ваш стиль узнаваем по леттерингу для различных журналов, издательств и дизайн-студий. Пересекается ли работа в этом жанре с разработкой шрифта? Могут ли, например, какие-то идеи в процессе создания надписи перекочевать в полноценный шрифт?
Яна: Леттеринг это вещь в себе, со своим внутренним ритмом, акцентами, рифмами. К нему более применимы эффектные ходы, которые могут, например, ярче окрасить смысл написанного. И потом, леттеринг всегда конкретное слово, фраза, определённое сочетание букв, заданное местоположение, а со шрифтом никогда не знаешь, что и где им будет написано. Могут ли быть пересечения? Пока что, пожалуй, их не было, но исключать такую возможность не стоит.
Андрей: Ко шрифту совсем другой подход, более основательный. От общего к частному, к деталям, и снова к общему... Скорее обратное возможно: например, мы использовали наши трафаретные шрифты как основу для создания надписей для пары обложек. Бывает, в ход идут какие-то наработки, шрифтовые эскизы.
Если внимательно посмотреть на ваши работы в жанре леттеринга, то можно заметить в буквах много отсылок к советской типографике рисованным книжным титулам, вывескам, мелкой полиграфии вроде авиабилетов или бирок. Чем вас вдохновляет стилистика советской эпохи?
Андрей: Сложно сказать... Видимо, непосредственностью, самобытностью, иногда наивностью или, напротив, профессионализмом. Есть в ней что-то такое, чего сейчас нет... чего сегодня не хватает. А потом, это наши буквы, не всё же латиницей вдохновляться. Это кладезь, и, если покопаться, можно многое найти, пока ещё можно.
Как вы добиваетесь того, что подобная стилистика органично встраивается в задачи ваших заказчиков?
Яна: Конечно же, мы не пытаемся встраивать советскую стилистику в любой заказ. Обращение к ней всегда осознанное в соответствии с задачей, а иногда это пожелание заказчика. Если есть замысел использовать этот стиль, то мы формируем некий собирательный образ, который, на наш взгляд, хорошо подходит для конкретной ситуации.
Довольно необычным по исполнению оказался проект офисной навигации для «Афиши-Рамблер». Как вам работалось на этом поле?
Мы с удовольствием откликнулись, когда арт-директор «Афиши» Даша Яржамбек уже напрямую к нам обратилась с предложением продолжить работу над проектом и сделать порядка тридцати табличек (как ты помнишь, проект начинался как совместный Британки и издательского дома «Афиша-Рамблер»). У них в офисе довольно оригинальные названия, например, переговорные комнаты названы по станциям кольцевой ветки метро, и часть надписей выполнена нами в этом стиле именно в стиле, поскольку связи с конкретным написанием станции в жизни нет.
Мы были ограничены только заданным форматом стекла (некоторые названия написаны в двух вариациях размеров и пропорций, поскольку висят дважды непосредственно в редакциях и отделах и на этаже), а в остальном пользовались предоставленной свободой. В целом опыт оказался необычным и довольно трудоёмким только работа маркерами на финальном этапе заняла около пяти дней.
Один из недавних проектов шрифт «Ударник». Для меня это такой собирательный образ городской и промышленной трафаретной типографики, и, что характерно, этот шрифт мало связан со знаменитыми конструктивистскими палочными шрифтами. Или я ошибаюсь? Чем вас так привлекают трафаретные шрифты?
Яна: Мы думали, с чем поучаствовать в «Современной кириллице». Нам казалось, что Наполеон и Четверг могут быть знакомы жюри благодаря их прошлогодней победе на «Граншане», да и подать на рассмотрение ещё никому не известную работу было интересней. Поэтому решили придумать что-то на тему, которая давно занимала нас.
Андрей: До дедлайна оставался месяц, и мы решили, что это вполне может стать стимулом для выполнения проекта в ограниченный срок. Но я хочу ответить на твой вопрос: мы делали именно палочный шрифт 20-х годов.
Я сейчас подумал, что в действительности при существующем мощном собирательном образе палочного конструктивистского шрифта в цифровой форме подобных шрифтов сделано не так много. Да, Тагир Сафаев работал в этой области, Валерий Голыженков сделал много палочных шрифтов...
Андрей: Мне кажется, у Валерия немного другая история его шрифты без конкретных привязок ко времени. Что же касается всем известного Rodchenko он очень брутальный, квадратный. И в нём есть знаки, которые сегодня выглядят... непривычно, скажем так, хотя понятно, почему Тагир Сафаев выбрал именно такие формы. И они мгновенно отсылают к той эпохе посмотри на З, например. Мы же хотели приблизить эту стилистику к нашему времени, выбрать более подходящие для сегодняшнего дня формы, чтобы шрифт можно было использовать не только в стилизации «под двадцатые», но и в повседневности.
Яна: И мы смотрели больше не на работы Родченко, Стенбергов, Клуциса имена, которые у всех на слуху, а на работы менее известных оформителей (Дмитрия Буланова, например, правда, теперь и он известен благодаря энтузиастам). Потом мы стали думать, как шрифт развить, и попробовали сделать контурное (inline) начертание, характерное для того времени, и, конечно, трафарет, поскольку тогда и он был очень распространён. Его часто использовали в печати, в обложках книг и журналов, поэтому нам показалось, что трафаретные начертания тоже будут уместны.
Каких инструментов вам не хватает для работы?
Сейчас всё более важным становится умение оптимизировать рабочий процесс благодаря программированию. Этим нам предстоит овладеть знание технологий позволяет часть монотонной работы выводить из ручного режима.
Какие книги стоят на вашей типографической полке?
Весь Кричевский, «Книга про буквы» Ю. Гордона, «Искусство шрифта» в оформлении Жукова, «Великие шрифты» В. Ефимова, Letter Fountain... Книг немало это те, что вспомнились первыми.
Что вы думаете о современном состоянии шрифтового дизайна как профессии? Есть мнение, что Россия переживает бум шрифтового дизайна.
Да, наверное, это можно назвать бумом. В конце концов, ещё не так давно дизайнеров шрифта можно было пересчитать по пальцам, а теперь их... десятки, видимо. Радостно, что расширяется география Владивосток, Иркутск, Барнаул, Екатеринбург, Брянск, Петербург... Это очень здорово. Об интересе к шрифту можно судить по географии участников «Серебра набора».
А говоря о состоянии в целом качеству шрифтов ещё есть куда расти, конечно.
Не собираетесь ли вы выпускать свои шрифты в открытую продажу?
Собираемся. Наверное, надо. Примерно так мы отвечаем уже год-полтора, и даже неловко снова это говорить. На какой-то определённой схеме продажи шрифтов в целом мы пока не остановились. Сейчас нам кажется более комфортной продажа не вообще, а под конкретный проект, задачу.
Искусство шрифта. Работы московских художников книги. 1959–1974 / Сост. Е. Буторина. Вступ. очерк Ю. Герчука. Оформление М. Жукова. М.: Книга, 1977.
Ю. Гордон. Книга про буквы от Аа до Яя. М.: ИЗДАЛ, 2012.
В. Ефимов, А. Шмелёва. Великие шрифты. Книга первая: истоки. М.: ПараТайп, 2007.