Беседа с главным редактором
журнала «Новый мир» Андреем Василевским
Разговор о дизайне журнала нужно начать с того, что дизайна в современном понимании у него нет. Более того, любое переосмысление облика издания рискует разрушить привычный образ легендарного литературного толстяка. Его макет предельно прост и незаметен. В журнале нет иллюстраций. Полоса набора, пожалуй, немногим отличается от «рукописей», присылаемых в редакцию: нечто усреднённое, шрифт Times New Roman в 14 пунктов, полуторный интервал, выключка на ширину полосы. В выходных данных так и записано — «компьютерная вёрстка», не более. Но для нескольких поколений читателей журнал остаётся узнаваемым, знаковым. В 2005 году писатель Дмитрий Бавильский так писал об этом феномене: «Становой хребет. Уральские горы. Не знаю, как объяснить. Художник и верстальщики, видимо, нашли абсолют соединения текста и материального его воплощения. Именно тот шрифт. Шрифты. Именно этот заголовочный комплекс. Да, такие вот заглавные буквы, „фонари“ с лычкой посредине. Точно такая буква „о“, или сноски, или петит. Эйдос бытования произведения. Феноменологическая редукция: текст как он есть. Голый, очищенный от всего, так?» Мы попытались разобраться с парадоксом вместе с главным редактором «Нового мира» Андреем Василевским.
В одном из интервью вы сказали: «Я принципиально общаюсь с самыми разными литературными людьми, в том числе и с такими, которые сами друг другу руки не подадут. Если есть напряжение между традиционалистами и модернистами, то это не моя война». Это позиция главного редактора «Нового мира» или человека, читателя?
Это и то и другое. И «разломы» проходят не только между условными традиционалистами и модернистами, а по самым разным линиям, в том числе и в сфере личных отношений. В «Новом мире» иногда одновременно печатаются люди, которые могут мирно встретиться только на страницах нашего журнала.
При таком стилевом разнообразии у журнала есть какая-то позиция?
Я бы сказал, что журнал обладает культурными функциями. Идеологические, политические позиции имеются у «Нашего современника» или «Москвы», а у таких журналов, как «Новый мир», «Октябрь», «Знамя» или «Дружба народов», — именно культурные функции, во многом совпадающие. Во-первых, это сохранение жанрового разнообразия литературы. Если мы говорим о бумаге, а не сети, то конкуренция с издательствами у нас лишь в одном сегменте — это роман, поскольку сегодня реальной коммерческой ценностью обладает только этот жанр. Куда пойдёт не романист, а человек, написавший небольшую повесть? В журнал. То же относится и к авторам рассказов, и, само собой, к поэтам. Авторы больших аналитических рецензий негазетного типа тоже пойдут в журнал. Таким образом, толстые журналы — это ковчег малых жанров. Другой важный момент — мы продаём не авторов, не произведения, а журнал как целое. Мы не оцениваем каждого автора с коммерческой точки зрения, в отличие от многих издателей.
Культурная функция — это ответственность, а может быть, и настоящее бремя. Вы не ощущаете, что «матрица» главного литературного журнала, заложенная ещё в годы основания «Нового мира» в 20-е, взяла над вами верх? Не было желания в 1990-е годы, в пору всевозможных соблазнов, резко сменить курс? Стать светским литературным журналом, впустить в журнал графику, фото, типографическое разнообразие?
А что такое «светский журнал», по-вашему?
«Нью-Йоркер», условно говоря.
Пришлось бы закрыть этот журнал и под тем же названием начать совершенно другой, понимаете? Но сначала — закрыть этот. Чего мы все как раз пытаемся избежать. Нам важно сохранить формат.
Тогда мой вопрос о смене оформления журнала, в общем-то, не имеет смысла.
Нет, почему? Другие журналы, «Иностранная литература» например, меняли свой графический облик, причём это касалось и шапки, и макета, и шрифтов. «Нева» сменила полиграфический формат. На обложку «Октября» проникла иллюстрация. «Знамя», «Дружба народов» чуть-чуть меняли цветовую гамму. Они делали это крайне осторожно, в деталях. Мы единственный журнал, который практически не изменил ничего. Если что-то и менялось — это были вынужденные меры. Наша знаковая ныне синяя обложка печаталась в советское время на крашенной в массе бумаге, с двух сторон, это были зримая фактура и цвет. А потом такую бумагу прекратили выпускать. И мы вынуждены были перейти на искусственную запечатку. Конечно, это ухудшило внешний вид, обложка производит другое впечатление.
Что же до «новомирского» шрифта, то мы его сохранили — это касается названия рубрик, содержания и прочего. Но понимаете, в чём дело, наш журнал в какой-то степени имитирует традиционализм. И частью этой имитации является его оформление. Притом что на самом деле внутри-то, содержательно, он меняется. Не революционным образом, медленно, но неуклонно. Неизменный аскетичный дизайн «Нового мира» подчёркивает преемственность, консерватизм. Отчасти это честная бедность. Будь у нас возможность, я с удовольствием взял бы для обложки бумагу другого сорта и качества, более приятную на ощупь, более солидную… Но что касается всего графического образа — я думаю, его ни в коем случае не стоит менять.
«Новый мир» был основан в 1925 году. Карнавальное, сложное время — и в литературном процессе, где одновременно работает множество организаций и разностильных групп писателей, и в жизни страны. В каких условиях он зарождался, в какой типографии печатался, кто участвовал в его оформлении?
Важный момент — «Новый мир» был создан не писателями и не как орган какого-то писательского союза. Это был государственный литературный журнал при издательстве «Известия», созданный советским правительством. С 1925 года до начала 1990-х журнал выходил в издательстве «Известия». На моей памяти — а я работаю в журнале с середины 1970-х — он всегда был структурным подразделением издательства. То есть журнал не был отдельным юрлицом, не обладал ни финансовой, ни хозяйственной самостоятельностью, так же как и масса других изданий, которые «Известия» выпускало. Над журналом работали наборщики и метранпажи этого издательства. Бухгалтерия и отдел кадров — тоже в издательстве. Фраза о том, что журнал — «Орган Союза писателей СССР», появилась только с конца 1940-х. Впрочем, финансово и технически после этого ничего не изменилось. Собственно, потому и разрыв с Союзом писателей прошёл достаточно безболезненно. И с «Известиями» тогда же мы разошлись мирно.
Какие сейчас у журнала технические параметры — тираж, подписка?
К сожалению, тиражи журнала недавно резко упали и сегодня составляют 2500 экземпляров. Хотя ещё два-три года назад, судя по данным Книжной палаты, сокращение наше происходило примерно теми же темпами, что и так называемый «средний книжный тираж» (4000–5000 экземпляров). Это было не случайное совпадение, ведь журналы такого типа по природе своей близки книге, в отличие от цветного еженедельника или газеты.
В 1990 году тираж журнала превысил цифру в несколько миллионов. Расскажите об этом моменте.
Это была своего рода патология. В ту историческую минуту тираж по подписке достиг уровня 2 700 000 экземпляров. При этом рынка бумаги ещё не было, экономика оставалась административно-распределительной. Мы не выпустили три номера — с октября по декабрь — просто потому, что в издательстве «Известия» закончилась бумага, а купить было невозможно.
Несколько лет назад у журнала появился свой сайт, где можно купить свежий номер «Нового мира» в различных форматах. Вы отслеживаете статистику сайта?
Мы не обольщались, что там будут значимые для нашего бюджета продажи. Так и оказалось: они абсолютно символические. Но нам было важно создать технический механизм продажи PDF-версии (и других форматов) c помощью различных платёжных систем. Мы выделили некую сумму денег, которую так и не окупили, но это нас не волнует. Просто будущее журнала всё равно связано с чем-то подобным. Вообще, в интернете у нас (и у других журналов) очень большой процент читателей в «Журнальном зале», причём я бы сказал, что народ в «Журнальный зал» просто валит. Глеб Павловский, благодаря которому портал существует, даже вынужден был закупать дополнительные сервера, потому что сайт перестал выдерживать нагрузки.
С чем вы связываете такой большой рост читателей в «Журнальном зале»?
Потому что это бесплатно и все журналы в одном месте. А наш сайт — это ещё и запасной аэродром на случай, если, не дай бог, рухнет «Журнальный зал».
Вам не кажется, что электронная книжная революция так и не наступила? Текст не покинул бумагу, несмотря на огромное количество разговоров за последние пять-десять лет.
Знаете, я уже не помню, когда в последний раз держал в руках настоящую газету. Когда я беру её в руки, первое, что я думаю, — какая она ненужная, какая она бессмысленная. Что с ней делать, как ей пользоваться? У меня атрофировались прежние навыки работы с бумажной газетой — полностью. Я не могу её читать. Вместо этого я каждое утро сажусь за компьютер, открываю закладки основных газет и читаю на экране «Известия», «Коммерсант» и так далее. И ничего другого мне не нужно. То же могу сказать и про журналы, и про цветные еженедельники — я всё читаю на их сайтах. Я и толстые журналы редко в руках держу! При этом мы часто пересекаемся с главными редакторами дружественных журналов, общаемся, но читаю я их издания в «Журнальном зале».
Но сначала появляется бумажная версия, и лишь потом её выкладывают на сайт.
Ну и что? Возможность менять размер шрифта на экране (вы в очках, поймёте меня) — это такая драгоценность, которую ничто не победит.
У меня в браузере по умолчанию масштаб 150%.
Вот-вот. Это касается и книг — за последнее время я полностью переключился на ридеры. И это процесс повсеместный… Знаете, комитет премии «Большая книга» в первые годы своего существования привозил мне ящик книг финалистов. А в какой-то год они спрашивают: ничего, если мы вам флешечку подвезём? Ну давайте, говорю, пакетик с флешечкой…
А вас не раздражает, что если вы читаете не просто роман, а вещь с комментариями в конце и множеством сносок, то чисто физически невозможно быстро переместиться к примечанию?
Есть просто дурно подготовленные форматы электронных версий книг. Это, конечно, раздражает. В некоторых форматах можно прыгать туда-сюда, к сноскам и обратно.
И всё же какими словами вы описали бы современный облик «Нового мира»?
Умные слова для умных людей, и ничего больше. Это относится ко всему периоду существования журнала. Ни иллюстраций, ни громкой типографики, ничего. И собственно, он всем своим видом говорит: здесь нет ничего лёгкого, ничего предназначенного для рассматривания, а только текст, который нужно медленно, внимательно читать.
Советская история «Нового мира» пересказана сотни раз (а сами журналы в голубой обложке — непременный реквизит фильмов о прошлом). Интереснее другое — жизнь после «крушения античности», когда подобным колоссам были уготованы три варианта судьбы. Первый — смерть, второй — кома, то есть физическое существование с полной утерей прежнего значения (здесь можно вспомнить МХАТ имени Горького в помпезном здании на Тверском бульваре, а из литературных журналов — «Юность»), третий, самый сладкий в гламурно-сытую эпоху нулевых, — подхват полумёртвых (или какое-то время уже бывших мёртвыми) брендов посторонними, новыми командами с раскруткой новых, креативных и денежных проектов, которым наследие нужно именно в качестве брендов (и тут дело шрифтами, эмблемами и прочей визуалкой обычно и ограничивается).
Уникальность «Нового мира» в том, что он не пошёл ни по одному из этих путей. В литературном процессе он остался тем же «главным журналом» — через него проходит основной корпус тех текстов, которые мы потом видим на полках магазинов в ярких обложках «Эксмо» или «АСТ» и в премиальных шорт-листах. Открыв свежий номер журнала, человек, чьи интересы лежат в сфере массового чтения, действительно, встретит не много знакомых имён — но только потому, что современная русская литература уже не является массовой (а те, кому всё-таки нужны в качестве критерия громкие имена, обнаружат в подшивках последних лет и Улицкую, и Акунина, и Быкова, и Захара Прилепина, и многих других вплоть до Солженицына, который оставался верен «Новому миру» до конца своих дней).
Наконец, «Новый мир» не прошёл ребрендинг и не был подхвачен новой командой, как какое-нибудь именитое чучело, — нет, тем и хороша голубая обложка и примечательный «новомирский» шрифт, что они не выпячивались в новейшей истории, не превращались в фетиш и не сверкали новыми красками, как фасад недавно отстроенной гостиницы «Москва». «Новый мир» не аутентичен, он тот же, и в этом его уникальность. К чему я это? К тому, что ныне живущих (а не доживающих) памятников конструктивизма осталось всего два. Гранёный стакан и обложка «Нового мира».